Как-то раз, лениво блуждая по Википедии, я наткнулся на короткую статью, рассказывающую об ультрамарафонце, который пробежал все крупнейшие пустыни мира, Марате Жыланбаеве.

Я очень сильно удивился, когда узнал, что этот человек — мой соотечественник. Я принялся искать в сети материалы, чтоб разузнать о нем побольше, но информации оказалось до смешного мало.

Так совпало, что незадолго до этого я перечитал книгу «Рожденный бегать» Кристофера Магдугла, немалая часть которой посвящена бегу в самых экстремальных условиях. Мое любопытство разгорелось еще сильнее.

Победы и рекорды Марата впечатляют. Особенно когда понимаешь, что все это совершил человек, который живет рядом с тобой — практически «на соседней улице». Он очень спокойно рассказывает о нечеловеческих нагрузках, которые пришлось испытать во время сверхмарафонов, и о том, как в «лихие 90-е» продолжал ставить рекорд за рекордом. Людей, не знакомых с марафонским бегом, его спокойный тон может ввести в заблуждение — может показаться, что такие победы по силам каждому. Но те, кто хоть раз пробовал себя в беге на длинные дистанции, понимают, что это настоящий подвиг. И перед нами — Герой.

Узнав, что Марат недавно выступил на TedX Almaty, я связался с организаторами и получил возможность поговорить с Маратом и представить вам, дорогие читатели, это интервью.

Хочу выразить особую благодарность триатлетам, спортсменам и просто неравнодушным к бегу и спорту людям: Армену Петросяну, Руслану Раджапову, Юрию Белонощенко, Алексею Панферову, Михаилу Иванову, Виктору Жидкову, Константину Божко. Их профессиональные и глубокие вопросы помогли мне сделать беседу с Маратом еще интереснее.

Рекордсмен вопреки всему

Марат Жыланбаев — не просто один из самых известных спортсменов-супермарафонцев. Он единственный на планете человек, пробежавший все величайшие пустыни мира. Самая длинная дистанция, покорившаяся Марату, — 1700 километров за 24 дня через пустыню Сахара (по 70 с лишним километров в день). Этот рекорд (и еще шесть других достижений Марата) зафиксированы в Книге рекордов Гиннесса.

А началось все с того, что в молодости он изобрел собственную методику тренировок для марафонцев. Марат предположил, что для того чтобы бегать лучше, нужно бегать больше. По возможности, вообще не останавливаясь. Вместо привычных для марафонцев 50-70 километров в неделю Жыланбаев предложил набегать по 70-80 километров в день. Тренеры и спортсмены несколько растерялись от такой «щедрости», и Марат решил доказать эффективность этого метода на себе.

В 1990-1991 годах он пробежал 226 классических марафонов по 42 км 195 м. В 1991 году за 23 дня пробежал 23 классических марафона подряд, в этом же году за 15 дней пробежал 30 классических марафонов (по два марафона в день) с результатом в среднем за марафон — 4 часа 00 минут 54 секунды. Это мировые рекорды, которые до сих пор (прошло больше 20 лет!) никто не побил. Всего же за свою жизнь Жыланбаев пробежал столько, сколько не всякий автомобиль осилит...

После того, как Марат закончил спортивную карьеру, он успел побыть индивидуальным предпринимателем, занимался фотопечатью и ресторанным бизнесом. Дважды избирался депутатом городского маслихата (местный орган представительной власти в Казахстане — прим. «Жить интересно!»). Активно занимался популяризацией массового спорта в Казахстане. А сейчас Министерство регионального развития Республики всерьез рассматривает идею Жыланбаева — оснастить верхние технические этажи многоэтажек беговыми дорожками.

Когда его спрашивают, как он сумел всего этого достичь, Марат пожимает плечами: просто, если у тебя есть цель — надо добиваться ее. Несмотря ни на что. И в особенности вопреки всему.

— Марат, как вы считаете, всем ли нужны в жизни испытания? Как можно узнать свои возможности? Что меняется в ощущении жизни, в представлениях о собственных возможностях, когда преодолеваешь очередной рубеж?

— Испытания — это всегда трудно. Но прожить жизнь так, чтобы в ней совсем не было испытаний — наверное, это невозможно. Каждому на долю выпадают свои испытания. Хотя у меня часто получались испытания «от противного»: если мне кто что-то запрещал, я, наоборот, устремлялся к этому.

Расскажу один пример из своей жизни. Я был художником, хотя я нигде специально этому не учился. То есть если бегать я учил себя сам, то рисование было врожденным умением. Когда я переехал в Экибастуз, меня никто не знал ни как спортсмена, ни как художника. В городе как раз проходила выставка. Я пришел и заявил: «Вот, хочу выставляться». Организаторы сказали: «Что ж, приносите картины, мы посмотрим». Я принес им свою графику и картины, и их включили в экспозицию.

Выставка была вроде конкурса: победитель должен был поехать со своими картинами в Алма-Ату. Напомню, дело происходило в 80-е годы, еще в Советском Союзе. Я спросил: «А как будут подсчитываться результаты?» Мне объяснили: «У нас тут есть книга отзывов, чья картина соберет больше всего отзывов, тот и поедет». Я пришел на открытие и увидел: в большом зале были картины одного художника, остальные — в длинном-предлинном коридоре, а мои картины повесили в самый дальний угол. Прошло около 1,5 месяцев: я полистал книгу отзывов и обнаружил, что про мои картины написано больше всего откликов. Но потом искусствовед из оргкомитета сказала: «Марат, ты, конечно, извини, но у тебя нет художественного образования. Ты не можешь поехать. Вместо тебя поедет директор школы». Получается, меня надули. Я сказал: «Ну и ладно».

Как раз в то время я выписывал журнал «Советский художник». Там меня заинтересовал репортаж о некой художественной галерее в ФРГ, которая собирает на выставку картины. Я написал письмо журналисту, автору той статьи. Он в ответ прислал мне номер факса галереи в Германии. Я пошел к своим знакомым электронщикам, чтобы они помогли разобраться с техническими деталями. Мне объяснили, что по факсу можно отправлять не только слова, но и фотографии. Но в Казахстане такого оборудования нет, а есть только в Москве — там после Олимпиады осталось много разной техники. Я сфотографировал свои картины, поехал в Москву, нашел это учреждение. Там мне помогли перевести текст и отправить фотографии. И не успел я добраться до гостиницы, мне позвонили: галерее очень понравились мои картины, мне предложили подписать контракт и дали телефон посольства ГДР — оно выступало посредником между ФРГ и советскими художниками.

Я заключил контракт с «идеологически правильными немцами» о том, что я, комсомолец, буду продавать картины «идеологически неправильным» немцам. Потом привез 30 работ в посольство, и мне выдали гонорар — невероятную по тем временам сумму — 3000 долларов.

В итоге я понял, что цель может быть невероятной, но это не значит, что ее невозможно достичь. Если не отступать, не опускать руки — все получится.

— Как пришла идея бегать по пустыням?

— Как-то я прочитал книгу австралийской путешественницы Робин Дэвидсон «Путешествие не кончается»: молодая женщина с четырьмя верблюдами и собакой прошла более полутора тысяч миль по пустыне Большая Виктория в Австралии. Прочитав книгу, я решил, что пробегу эту пустыню. Начал с Каракумов. Через два года встретился в Австралии с Робин Дэвидсон и пробежал по ее маршруту Алис Спринт — Перт.

— Сверхпробеги требуют серьезной физической тренировки и психологической подготовки. В чем она заключается? Как вы настраиваете себя?

— Сверхмарафон — это жесточайшее испытание для человека. Но в самые трудные моменты, когда уже не помогает самовнушение, организм выделяет гормон счастья — эндорфин, который вызывает у человека эйфорию. Это защитная реакция тела, иначе просто не выдержать колоссальных физических перегрузок.

После финиша я испытывал исключительно положительные эмоции, чувство удовлетворения, как от хорошо сделанной работы. Но чтобы преодолеть сложную и длинную дистанцию, приходится буквально «умирать» на тренировках, готовить себя не только физически, но психологически — главное, надо верить в себя.

Интенсивные тренировки воспитывают силу воли, характер. В организме происходят заметные изменения. Например, повышается выносливость, увеличивается в размере сердце (сейчас мой пульс в покое — 40 ударов в минуту), привыкаешь к боли. Когда я бегал, на ногах у меня не было ногтей — они не выдерживали многочисленных микроударов, отваливались.

— Как вы начинали каждый новый день своих многодневных гонок? Какими словами вы убеждали себя, когда казалось, что сил больше нет?

— Первый день гонки — он всегда самый интересный. Всегда есть азарт, словно у скаковой лошади, которая рвется бежать. Самое главное — не рвать темп, не превышать скорость. Особенно это важно для новичков. Важно — не бежать быстрее положенного. Каждый марафонец знает, сколько нужно истратить сил, чтобы добежать. А во время гонки... Если допустим жарко, то я представлял себе, что холодно. Такой вот некоторый вид самовнушения. А насчет трудностей, я старался приучить себя к ним во время тренировок: ветер есть ветер, холод есть холод. И поэтому, когда я бежал где-то, бывало, думал: «Хм, а у нас ветра посильнее будут». И я себя настраивал на то, что я-то хорошо подготовлен против ветра, а вот соперники слабо. Внушал себе, что я подготовлен лучше, чем другие.

— Что вы чувствовали, когда бежали в пустыне? О чем думали? Одолевали ли вас сомнения?

— Думал обо всем, но, конечно, в первую очередь, о дистанции. Когда не хотел ни о чем думать, слушал музыку. Бывали такие мысли: «Бросить или не бросить?» Иногда хотелось остановиться, но я никогда не останавливался. Я останавливался только, если чувствовал, что сердце не выдерживает. Физическое ощущение: если побегу, сердце перестанет биться — такая была сильная боль. Именно так я остановился в Австралии. Тренер уехал на 20 км вперед и ждал меня. Когда понял, что что-то не так, слишком долго меня нет, вернулся и спросил, в чем дело. Я ответил, что у меня очень болит сердце. Меня осмотрели медики — оказалось, из-за нагрузок защемило нервные окончания в позвоночнике. Мне сделали массаж, вправили позвонки. И я побежал дальше.

Были, конечно же, и более серьезные проблемы. Например, в Сахаре я бежал иногда много, иногда меньше. В некоторые дни пробегал по 100 км. Шутка в том, что организм сам знал, когда я дурю, и меня «отключал». Вначале заболела нога — я решил, что потянул ее. А потом у меня появилась аллергия непонятно от чего. Тренер сказал, что это либо реакция на финики, либо стресс от нагрузок. Я бежал целый день.

Хотелось спать, но вдруг все тело стало нестерпимо зудеть. Я расчесал себя до крови, прежде чем смог заснуть. Представьте себе: вокруг пустыня, и мы вдвоем — я и тренер. Где искать врачей? Конечно, у нас была аптечка и спутниковый телефон на случай экстренного вызова. В общем, я продолжал бежать. Бежал неделю, десять дней. Нагрузки увеличивались. Жара невыносимая. И я почти не мог спать из-за зуда. Однажды утром что-то случилось: я начал плакать и не мог остановиться. Потом я начал смеяться. Потом снова плакать и опять смеяться. Я подумал: «Ну вот и все, я сошел с ума». Тренер испугался: «Что с тобой?» А меня в течение получаса трясло между смехом и слезами. И вдруг все как рукой сняло, будто из меня вышло все напряжение этих десяти дней. Стало легко, и я побежал. Организм пережил встряску, и открылось третье дыхание.

А потом появилась гордость за то, что поставил цель и достиг ее, что смог себя преодолеть.

— Когда наступает момент наивысшей радости: перед гонкой, на финише, когда пересекаешь последнюю черту дистанции, или после испытания, когда встречаешься с близкими?

— Всегда на финише. Чувство, что все уже кончилось. Мысль «Хватит!». Когда заканчиваешь гонку, тебе так тяжело, что ты думаешь: «Ну все, неделю не буду бегать, а в соревнованиях вообще больше участвовать не буду». Проходит пара дней, появляется новый азарт, усталость забывается.

— Многие бегуны говорят, что лучше и легче бегать с кем-то в паре. В чьей компании хотели бы пробежаться вы?

— В паре бегать легче, но если говорить о супермарафонских дистанциях, сложно найти напарника с такой подготовкой. Да и финансы искать труднее. Я бы с удовольствием пробежал с моим другом американцем Джозефом Оаксом (сверхмарафонец, триатлонист, пловец, велогонщик, председатель федерации Marathon and adventures). Между прочим, он первый американец, который проехал почти весь СССР на велосипеде, проплыл Ла-Манш и Берингов пролив. Он меня зажигал. Благодаря ему я стал «железным человеком» — преодолел в Сан-Франциско классический триатлон (3,86 км — плавание, 180,2 км — езда на велосипеде и 42,2 км — бег) за 11 часов 42 минуты.

— ваши рекорды — вы ставили их для себя или все-таки для других?

— Наверное, и то, и другое. Чтобы доказать свой рекорд, нужно писать заявку в Книгу рекордов Гиннесса, а потом заниматься подготовкой — и не только своей собственной. Фиксация рекорда для Книги рекордов Гиннесса — это целое мероприятие. Например, когда я бегал свои 226 марафонов за год, нужно было нанять трех судей международной категории, платить им, плюс оплачивать расходы на гостиницы и перелеты. Все это очень затратно. Некоторые охают: «Ого, 226 марафонов!» А я вот думаю, что спокойно мог бы и 700 км сделать, если бы дело не уперлось в финансы. Были же у меня планы пробежать кругосветку... И не смог их реализовать, потому что не нашел достаточно средств.

Пик моей карьеры пришелся на начало 90-х. Со стороны государства не то, чтобы поддержка какая-то была — лишали даже того, что было заслужено. Министерство спорта Казахстана перестало выплачивать мне олимпийскую стипендию, сославшись на отсутствие денег. А я тогда входил в тройку сильнейших сверхмарафонцев мира, по версии международной организации Marathon and adventures.

Помогали только спонсоры. Мои забеги осуществлялись, чаще всего, благодаря генеральному директору «Экибастузуголь» Вячеславу Валериановичу Каландаришвили, московскому клубу «Приключение», который возглавлял известный путешественник Дмитрий Шпаро, и моему тренеру москвичу Федору Склокину, которые находили спонсоров, — фирма «Адидас», золоторудное предприятие из далекой Австралии, банк «Экибастузуголь», фирма «Бутя». Но в 1995 году не смог найти денег, чтобы участвовать и доказывать, что я сильнейший ультрамарафонец в мире. В поисках финансов всюду натыкался на глухую стену.

Интересные предложения поступали со всех концов мира. Джозеф Оакс приглашал выступать за США, мой тренер из Москвы Федор Склокин, видя, что на родине я не востребован, приглашал на постоянное место жительства в Россию. Но я считал это предательством по отношению к своей стране.

Я надеялся, тренировался, пробегая по два марафона каждый день. Неопределенность изматывала. И тут мой организм спас меня, отключив память. Однажды утром я проснулся и не знал, кто я. Почти два месяца лечился в Москве, частично восстановил память. Сейчас кажется, что все это было не со мной. Но на этом моя спортивная карьера закончилась. Бегать мне уже не хотелось...

— Разделяли ли ваше увлечение супермарафонским бегом родные, дети, друзья?

— Семья в меня всегда верила, это главное. Никто во мне не сомневался. Дети гордились. А что касается друзей — их у меня по жизни не так много. Но они все верные, всегда поддерживали меня. После окончания спортивной карьеры друзей стало больше.

— Чем вы увлекаетесь после бега?

— Сейчас занимаюсь парусным спортом — хожу под парусом на озерах Капчагай и Балхаш. Читаю, хотя и меньше, чем в юности. Я тогда перечитал все, что было в нашей библиотеке.

Конечно, теперь я все больше пользуюсь интернетом: там можно найти все, что угодно. Купленные книги пылятся на полках. К сожалению, дети их не читают. Им легче посмотреть мультфильм или документальные фильмы, чем читать.

— Жалеете ли вы о чем-либо?

— Ни о чем не жалею. Хотя в жизни было много вещей, которые я потерял. Но все сложилось, как сложилось. Сейчас все хорошо. Я сделал все, что я планировал. Недавно (29 октября 2013 года — прим. «Жить интересно!») у меня родилась еще одна дочка. И это счастье. Самое главное, что дети и семья здоровы. Иногда думаю, что мой организм отключил себя тогда не только для своего собственного, но и для моего собственного блага.

— Что вы посоветуете родителям, которые желают вырастить своих детей здоровыми и с сильным характером?

— Это трудный вопрос. Меня самого родители не воспитывали. Я очень рано потерял их и с семи лет воспитывался в детдоме. Думаю, родители должны не воспитывать, а направлять — чтобы они сами учились добиваться своих целей.

О здоровье. Надо настаивать на занятиях физкультурой. После школы — отправлять на стадион, в спортивную секцию... Вы же знаете, как это теперь принято: ребенок приходит домой, делает домашнее задание. А потом — вместо того, чтобы пойти гулять, как мы в свое время — садится за компьютер. Будет сутулиться, портить зрение... В своей семье мы придерживаемся такой системы. Дети ходят в разные кружки: спортивные, музыкальные. На бесцельные игры за компьютером у них просто нет времени. Свободное время — для домашних заданий и отдыха.

Архив номеров #Интервью #Марафон #Сильные люди